Структура феномена прощения в контексте армянского травматического опыта

Матевосян С.Н.

При обсуждении вопросов, связанных с геноцидом армян в Османской Турции, и особенно обращаясь к пережитой армянским народом травме, кроме ожидания раскаяния со стороны совершивших это преступление, осуждения со стороны других, а может — и желания наказания и мести, возникает также вопрос: можно ли это простить?

Актуальность постановки такого вопроса вызвана тем, что предложение и принятие прощения, согласно многим психологическим теориям [1,4,6], представляет собой положительный психологический опыт, способный освободить жертву от негативных мыслей, эмоций и поведенческих проявлений, являясь важным фактором психического, и физического здоровья. В данной работе мы сделали попытку рассмотреть психологические аспекты прощения в отношении армянского травматического опыта, определить контекст, в котором оно может иметь место, прояснить вопрос, о том, что считать прощением, а что нет и выявить, что ему препятствует.

Цель исследования — выявление структуры феномена прощения в отношении Геноцида 1915 года в Османской Турции у армян, ныне проживающих в Республике Армения и Российской Федерации.

Методы исследования: социально-психологический, патопсихологический, лингвистический.

Статистическая обработка: программа SPSS (Statistical Package for the Social Sciences).

Исследование состояло из 3 разделов.

В первом разделе, с целью изучения концепта «простить» и его соотношения с понятием «геноцид» в армянском коммуникативном сознании мы использовали Восточно-армянский национальный корпус (ВАНК), представляющий собой информационную систему на основе обширной коллекции размеченных текстов на литературном варианте восточно-армянского языка (ресурс доступен в Интернете по адресу: http://eanc.net/).

В корпусе представлено практически все разнообразие культурно- и лингвистически значимых типов восточноармянских текстов, начиная с XIX века до наших дней, насчитывающий более 110 млн. словоупотреблений. С помощью данного поискового аппарата нами была обработана электронная библиотека, состоящая из 836 художественных (в том числе 100 классических) произведений армянской литературы, как прозаических, так и поэтических; 7858 выпусков периодических изданий и значительный объем научных и иных нехудожественных текстов; 3 млн. словоупотреблений, устной речи, представленных спонтанными диалогами, полилогами, стимулированными (task-oriented) нарративами, транскриптами телешоу и кино- и телефильмов и другими аудиоматериалами.

Была поставлена задача поиска концептов «простить» и «геноцид» в едином контексте. Для решения этой задачи мы проанализировали лексемы nerel (простить) и c‘eġaspanut‘yun (геноцид, genocide) (а также синонимы последнего eġeŕn (резня, slaughter, (heinous) crime), ĵard (бойня, butchery, bloody battle), kotorac (избиение, massacre), gaġt‘(изгнание, migrate), bŕnagaġt‘ (депортация, deportation), spand (массовое убийство, slaughter) и nerel (простить) и t‘urk‘(Turk). Расстояние до следующего слова было выбрано от 1 до 10 (в словах).

Всего обаружено12 документов (из них 11 в отрицательном контексте -непрощение) и лишь один в позитивном — прощение).

Примеры не прощения:

1. Ays iravičakum Hayastann iren karoġ ē t‘uyl tal miayn mi čoxut‘yun` č‘moŕanal ew č‘nerelc‘eġaspanut‘yunə: (Haykakan Žamanak, 2004.05.12)
2. Anirawuac, bazmač‘arč‘ar c‘eġis oġbergut‘ean krakə kə mxa nersidis ew takawin č‘emhasac K‘ristonēut‘ean ayn hogewor barjunk‘in or karenayi nerel anicapart, t‘urk‘ očrayin c‘eġin: (Lraber, 1976.05.01 #38)

Одним единственным, исключительным примером, выражающим идею прощения, оказалось стихотворение Наири Заряна где есть такие слова:

2.K‘aŕasun tari...
Bužvec‘in bazum taŕapank‘ u verk‘,
Es əndvzumə tesa ašxarhi,
Im hogin čaxrec‘ ezerk‘ic‘ ezerk‘,
Šat ban moŕac‘a, nerec‘i šat ban.
Moŕac‘a ĵardi ōrern ahavor,
Averaknerə im hayreni tan.
Im patanut‘yan əndvzumn anzor,
Moŕac‘a angam dimagicn im mor...
Bayc‘ im hušerum, xul erknk‘i tak,
Kendani lk‘vac harazati pes,
Amayi daštum kangnac miaynak,
Deŕ inj ēr nayum c‘oreni mi dez...
(Наири Зарьян, Стихи и поэмы)

Таким образом, анализ данных лингвистического исследования позволяет сделать вывод, что концепты «простить» и «геноцид» в армянском коммуникативном сознании в едином контексте встречаются крайне редко и практически отсутствуют в позитивном контексте. Можно предположить, что прощение как осмысляемое и переживаемое понятие для армян не имеет пока абстрактного содержания и не затрагивается вопрос о реализации «личного-коллективного» в прощении. Психологические причины этого мы попробуем раскрыть ниже.

Во втором разделе исследования была сделана попытка определения психологических установок проблемы прощения у армян, проживающих в Армении и России, а также выявления структуры феномена прощения и ее стадий. Для решения этой задачи было анкетировано всего 302 человек (161 человек — армяне, проживающие в РФ, из них 80 мужчин и 81 женщина, и 141 человек — армяне, проживающие в Армении (33 мужчины и 108 женщин). Средний возраст респондентов был 31,7±14,9 лет. Анкеты состояли из 73 вопросов, направленных на установление особенностей идентичности испытуемых, их эмоциональных реакций по отношению к геноциду армян, допустимости прощения и др. Отдельным блоком были представлены вопросы относительно нынешнего психического самочувствия испытуемых.

На вопрос анкеты «Можете ли Вы простить турок за геноцид армян?» большинство респондентов как в России (62,5%), так и в Армении (53,2%), ответили положительно (рис. 1,2). Причем и мужчины и женщины одинаково часто выбирали ответы «да» и «нет» (соответственно 51,9% и 48,1% в России и 48,9% и 51,1% в Армении).

Рис.1.

Рис. 2.

Изучение отношения к прощению в различных возрастных группах показало, что чем старше возраст, тем количество ответов «нет» возрастает, что, вероятно, обусловлено тем, что старшее поколение ближе по времени к геноциду, а молодое, возможно, менее обременено стереотипами и более восприимчиво к новым тенденциям в современном мире (изменению отношения к другим, всемирной культурной интеграции (глобализации) и т.п.) (рис.3).

Рис. 3.

Анализ ответов в отношении изучаемого феномена в группах «прощающих» и «не прощающих» показало, что почти половина респондентов, готовых простить (47,9%), считают прощение возможным с условием признания геноцида и необходимости возвращения Западной Армении. Также наиболее часто встречаемыми ответами были варианты ответов, требующие признания этого без условий или с условием выплаты материальной компенсации (табл. 1). Здесь просматриваются две модели, описанные ранее в научной литературе [2]: 1) «идеальная» модель прощения или, иначе говоря, — классический сценарий, при котором, обидчик раскаивается и просит у жертвы прощения, жертва же, принимая покаяние, в зависимости от тяжести совершенного поступка, прощает и восстанавливает отношения с обидчиком или отказывает в просьбе, давая понять, что восстановление отношений невозможно; 2) прощение, основанное на возмещении, освобождение прощаемого от вины путем вещного обмена, выкупа. К этому типу обмена восходит и религиозная традиция «искупления грехов».

Табл. 1. Частота встречаемости вариантов ответов на вопрос о возможности прощения.

* сумма более 100 объясняется тем, что в некоторых случаях имело место сочетание вариантов ответов у одного и того же испытуемого

Эти модели объединяет идея, что совершившему преступление требуется осознать свою вину. Степень вины здесь определяется мерой «кредита» прощения (признание, материальная компенсация, земли Западной Армении).

Следует отметить, что более трети (33%) прощающих допускают прощение, аргументируя, что современные турки невиновны в деяниях своих предков. В данном случае можно предположить, что у этой группы испытуемых размыта идентификация себя с теми, кто подвергся геноциду, и как следствие, несмотря на армянскую идентичность у них отсутствует дифференциация «я — жертва, а турки — преступники». Возможно также, что в этой группе респондентов восприятие искажено в значительной степени психологической защитой. В данном случае это может быть вытеснение, расщепление «на плохих и хороших турков», а также реактивное образование, то есть — замещения травмирующего психику эмоционального переживания на противоположное.

Более детальное изучение описанных и других психологических защит в отношениях «жертва-преступник», таких как идентификация с агрессором, «деритуализация» [8], феномена «выученная беспомощность» [3] и т.п., в контексте связанного с геноцидом армянского травматического опыта должно явиться предметом будущих исследований.

Подавляющее большинство «не прощающих» считают, что такое преступление неискупляемо; половина придерживаются мнения, что прощение сродни предательству и оскорблению памяти невинных жертв. Более трети из группы «не прощающих» уверены, что прощение противоречит справедливости (табл.1).

Из эмоциональных реакций статистически значимо отличались чувство злобы у тех, кто считал прощение противоречащим справедливости, и обида у разделяющих точку зрения, что прощение означает возможность забыть жертв геноцида.

Высокая частота этих ответов соответствует наиболее распространенным возражениям [6], которые заключаются в следующем: а) прощение — противоположность справедливости (простив, человек лишается возможности добиваться справедливости, и, что еще хуже, несправедливость увековечивается); б) прощение — проявление слабости. Так некоторые философы [9] утверждают, что простить того, кто причинил вред, значит проявить слабость, показать свое бессилие перед способностью отстоять право на справедливое решение проблемы, возникшей в межличностных отношениях.

Согласно с Томильцевой Д.А. (2010), подобные возражения, как правило, происходят из неточного определения самого прощения и смешения различных категорий (прощение, справедливость, правосудие и др.).

Табл. 2. Характеристики межгрупповых различий эмоциональных реакций по отношению к прощению.

В результате дискриминантного анализа (табл. 2) выявлена статистически значимая частотность таких эмоций, как ненависть — (p=0,00000000000), обида (р=0,04) , злоба (р=0,005), вина (р=0,027), унижение (р=0,0000), разочарование (0,001), грусть (р=0,012), отличающие группу респондентов ответивших отрицательно на вопрос о возможном прощении. Однако, при наличии выраженных негативных эмоций, прощение для этой группы респондентов не рассматривалось как способ избавления от этих чувств.

Следует отметить, что по всем этим признакам различия в группах существенны, а по остальным признакам различия нет. Такие факторы как возраст, пол, вера, образование и др. не оказались статистически значимы в отношении к прощению. Таким образом, группа лиц с отрицательным отношением к прощению отличалась наибольшей степенью насыщенности негативных эмоций.

Для выяснения вопроса зависимости отношения к прощению были также проанализированы группы лиц прямых и непрямых потомков жертв геноцида армян.

Изучение группы прямых потомков показало, что подавляющее большинство тех, у которых среди предков были погибшие, считают прощение невозможным.

Как видно из табл. 3, несмотря на большие потери тех, чьи предки были изгнаны с мест проживания и понесли ущерб (потеряли дом, имущество и пр.), большинство опрошенных, наоборот, считают прощение возможным.

Полученные данные свидетельствуют об известной корреляции между остротой и силой стресса и посттравматическими переживаниями, с одной стороны, а с другой — позволяют допустить, что переживаемая поколениями травма у прямых потомков погибших утяжеляет структуру «исторической памяти» и усложняет процесс освобождения от отрицательных эмоций.

Табл. 3. Отношение к прощению в группах прямых и непрямых потомков жертв геноцида (приведены данные по выборке опрошенных в РФ).

Изучение группы не прямых потомков жертв геноцида показало, что более половины опрошенных, выразили готовность простить, а более трети нет. Среди тех, у которых были погибшие, и тех, дальние родственники которых имели потери (дом, имущество и пр.) отношение к прощению распределилось почти равным образом (56% и 65% соответственно).

Также относились к прощению и те, кто не знал, были ли у них предки, пострадавшие во время геноцида. Однако эта группа отличалась тем, что в ней наиболее часто встречалось амбивалентное отношение к прощению (83,3 % из общего числа ответивших и «да», и «нет»), чего не наблюдалось у других респондентов. По-видимому, это связано с их наименьшей эмоциональной вовлеченностью в проблему геноцида, зависимостью от мнения и отношения окружающих людей и их попыткой попытками поиска социально одобряемого варианта ответа.

С учетом того, что тема прощения в целом трансдискурсионна и вовлекает в себя как психологические, так и философские, морально-этические, юридически-правовые и не в последнюю очередь религиозные аспекты проблемы, считаем необходимым коротко обозначить религиозный контекст прощения. Здесь уместно указать, что практически во всех религиях в прощении (независимо от того, является ли оно иудейским, христианским или исламским) есть одна общая черта: прощающий других людей человек наделяется равной с Богом способностью и действует как всепрощающий Бог. Прощение, согласно христианским канонам, не определяется какими бы то ни было условиями, то есть обиженный не должен ждать, пока обидчик раскается и не должен ограничивать число раз, когда прощение даруется (Ев. от Мтф., 18:21). То есть, прощение является моральным императивом и для христиан, и для представителей других конфессий. Кроме того, гнев рассматривается как грех, а готовность прощать нанесенные обиды обеспечивает человеку прощение Богом его собственных прегрешений [4].

Таким образом, в религиозном дискурсе опыт земного прощения всегда предстает как опыт проецирования божественного прощения. Однако следует отметить, что в современном обществе произошло разделение религиозного и светского прощения [2], которое, как было сказано выше, находится в зависимости как от моральных, юридических, и правовых измерений, так и от психологических факторов.

Это, очевидно, характеризует то, что несмотря на присутствие в выборке 69,7% верующих, на возможность прощения, исходя из религиозных норм и христианского мировоззрения, указали лишь 6,4% опрошенных (рис. 4).

Рис. 4. Соотношение числа верующих и числа прощающих, исходя из религиозных норм и христианского мировоззрения

Возвращаясь к вопросу о светском и религиозном разделении прощения, интересно отметить, что респонденты, сомневающиеся в существовании Бога и атеисты, чаще отмечали необходимость материальной компенсации и возвращения земель (р=0,008). В этой же группе из эмоциональных реакций по поводу геноцида армян было более выражено чувство страха (р=0,19), а по поводу прощения преобладали такие чувства, как обида (р=00,27), унижение (р=0,001) и разочарование (р=0,015). То есть данная группа не чувствует себя в безопасности из-за возможного повтора подобных событий и испытывает описанные отрицательные эмоции из-за того, что не реализован принцип компенсации. При этом можно предположить, что накопление негативно окрашенных эмоций вместе с отсутствием их разрешения посредством духовного опыта затрудняют пути поиски выхода из конфликта.

Невозможно не учесть и то обстоятельство, что кроме эмоций на личность воздействуют и ряд социальных факторов, в зависимости от которых он способен поступать отлично в отличие от собственного когнитивного понимания прощения. В этом отношении интересно выявленное очевидное расхождение (4,5% в отличие 62,5% в РФ и 3,6% в отличие 53,2% в Армении) в ответах испытуемых на вопрос, «могут ли армяне простить геноцид?» и «можете ли вы простить геноцид?» (рис. 5а, 5б). На наш взгляд, такая дистанция между собственным пониманием и намерениями общности определяется нежеланием нести коллективную ответственность за прощение (то есть человек лично сам готов простить, но не готов взять на себя ответственность за такое решение остальных). Это предположение подтверждает также явное расхождение между результатами, полученными при лингвистическом исследовании и частотой встречаемости вариантов ответов на вопрос о возможности прощения, обнаруженной при анкетировании.

Рис. 5. Частота встречаемости ответов испытуемых на вопрос о личном и коллективном прощении

Рис. 5а. Ответы респондентов в Российской Федерации

Рис 5 б. Ответы респондентов в Республике Армения

В третьем разделе исследования, с помощью госпитальной шкалы тревоги и депрессии (HADS) [11] вся выборка была разделена на 3 группы респондентов.

1-группа — испытуемые без симптомов тревоги и депрессии (Т/Д) — 22,1%

2-группа — испытуемые с субклиническими формами (Т/Д) — 24,5%

3-группа — испытуемые с выраженными симптомами (Т/Д) — 53,9% (критерий χ², р=0,008)

Рис. 6. Распределение отношения к прощению в группах в зависимости от тяжести тревоги и депрессии

В исследуемом контингенте обращает на себя внимание значительное число лиц с субклиническими и клинически выраженными симптомами тревоги и депрессии, что делает необходимым дальнейшие сравнительные популяционные исследования частоты тревоги и депрессии с использованием этих и других методик.

Мы полагаем, что было бы неверно относить наличие симптомов тревоги и депрессии непосредственно, а вернее не только, к фактору связанному с «травматической памятью» испытуемых, однако интересно отметить, что с тяжестью симптомов число «прощающих» в группах снижается (р=0,029, по критерию Фридмана), а количество «не прощающих» увеличивается.

В заключении следует отметить, что согласно известным нам психологическим концепциям [1,6], процесс прощения происходит ступенчато, но для того, чтобы начать процесс прощения необходимо прежде всего осознание затраты эмоциональной энергии на несение обиды, постоянного негативного изменения и личностной вовлеченности в когнитивную «репетицию» обиды [1,5], а также понимание того, что жертва сравнивает себя с обидчиком (фаза открытия [1,7]). В дальнейшем развитии процесса прощения (фаза принятия решения [1,7]) рассматривается изменение восприятия и новое понимание того, что прежние стратегии избавления от чувства обиды не работают и готовность рассматривать прощение как предпочтительный выбор [1,8]. Проведенное исследование позволяет сделать вывод, что несмотря на выявленный достаточно высокой уровень готовности простить, а также желательность прощения в плане психического, личностного и социального здоровья, в настоящее время имеются множество как объективных, так и субъективных причин, препятствующих этому, и современное поколение армян в своем большинстве приближено к той стадии понимания прощения, при котором необходимо принять покаяние и соответствующее возмещение.

Иными словами, в настоящее время реальность такова, что имеется вполне определенная потребность в прощении как акте «освобождения». Но, увы, пока нет ресурса для прощения как акта «дарования».

Литература:

1. Гассин Э.А. Психология прощения // Вопросы психологии. — 2000. — № 4. — С. 93-104.
2. Томильцева Д.А. Опыт прощения: социально-философский анализ //Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук.- Екатеринбург, — 27 с.
3. Франкл В. Сказать жизни «Да!»: психолог в концлагере. — М.: Альпина Нон-фикшн, 2009. — С.
4. Brandsma J.M. Forgiveness: A dynamic theological and therapeutic analysis // Pastoral Psychol. 1982. N 31. P. 4050.
5. Droll D.M. Forgiveness: Theory and research. Unpublished doctoral dissertation, NevadaReno Univ., 1984.
6. Enright R.D. The Human Development Study Group. The moral development of forgiveness // W.M. Kurtines, J.L. Gewirtz (eds). Handbook of moral behavior and development. V. 1: Theory. Hillsdale, NJ: LEA, 1991. P. 123152.
7. Kiel D.V. I’m learning how to forgive // Decisions. February. P. 1213.
8. Maslow A. Self-actualizing and Beyond. — In: Challenges of Humanistic Psychology. Y., 1967.
9. North J. Wrongdoing and forgiveness // Philosophy. 1987. N 62. P. 499508.
10. Neitzche F.W. The geneology of morals. L.: S.P.C.K., 1887.
11. Zigmond A.S, Snaith R.P:The Hospital Anxiety And Depression Scale. Acta Psychiatr Scand. P. 361-70

Структура феномена прощения в контексте армянского травматического опыта

Матевосян С.Н.

В статье рассматриваются психологические аспекты прощения в отношении геноцида армян в Османской империи. По результатам лингвистического исследования и анкетирования 302 чел. выявлено, что, с одной стороны, в армянском коммуникативном сознании концепты «простить» и «геноцид» в едином контексте встречаются редко и практически отсутствуют в позитивном контексте, и имеется высокая частота выражения готовности личного прощения с другой стороны. Обнаружено, что группа лиц с отрицательным отношением к прощению отличается наибольшей степенью насыщенности негативных эмоций. По результатам изучения психического состояния опрошенных в период исследования (по шкале депрессии и тревоги HADS) выявлено, что с тяжестью симптомов число «прощающих» в группах снижается, а количество «непрощающих» увеличивается. Сделан вывод, что несмотря на выявленный достаточно высокой уровень готовности простить, современное поколение армян в своем большинстве приближено к той стадии понимания прощения, при котором необходимо принять покаяние и соответствующее возмещение.

Ключевые слова: геноцид армян, травматическая память, прощение

The structure of the forgiveness phenomenon in the context of

Armenian traumatic experience

S.N. Matevosyan

This article addresses the psychological aspects of forgiveness in relation to the Armenian genocide in the Ottoman Empire. The findings of a linguistic investigation and the results of an inquiry among 302 persons show that, on the one hand, the concepts ‘forgive’ and ‘genocide’ rarely occur together in Armenian communicative consciousness and hardly ever occur in positive context, and on the other hand, there is a high rate of personal readiness to forgive among people. Persons with the most negative attitude towards forgiveness happen to be the ones most overwhelmed with negative emotions.

The data of mental health evaluation of the participants of this investigation using the depression and anxiety HADS scale show that with increased severity of symptoms, the number of those ‘forgiving’ decreases while the number of those ‘not forgiving’ increases. The conclusion is that despite current rather prominent readiness to forgive, the majority in the contemporary generation of Armenians are close to the interpretation of forgiveness that implies accepting the repentance and some kind of redemption.

Key words: armenian genocide, traumatic memories, forgiveness